21 марта 1839 года родился Модест Петрович Мусоргский – русский музыкальный гений, чьё творчество оказало влияние на всю европейскую музыку XX столетия.
Единственный прижизненный портрет Модеста Мусоргского кисти художника Ильи Репина потряс современников. Больной, неряшливый одинокий человек в больничном халате поверх расшитой рубахи, вглядывается куда-то мимо зрителя. В глазах композитора ещё теплится надежда, но взгляд устремлён куда-то вдаль, в вечность…
Мусоргскому только что исполнилось 42 года, через неделю он покинет этот мир – противостоять пагубной страсти, сгубившей в России не одного талантливого человека, Мусоргский не смог…
Ему предрекали блестящую карьеру военного, но вершин он достиг в музыке, став признанным мировым классиком. Незадолго до его кончины, к нему пришёл Илья Репин. Художник торопился запечатлеть любимого друга: пусть и жестокая, но – правда. Сам Илья Репин ценил общение с этим удивительно тонким, эрудированным собеседником! Сколько было дивных разговоров о судьбах русского искусства, хохота, шуток… Позже доходили слухи, что «Мусорянин» – так звали друзья композитора, – то ли болен нервной болезнью, то ли впал в депрессию, а может, его затянула привычка, которую по традиции у нас именуют «пагубной».
Вот и сейчас после ужасного приступа, друг угасал в военном госпитале. Илья Ефимович работал в больничной палате почти на коленке, без мольберта, и у него было всего четыре сеанса. На пятый художника уже не пустили. Модест Петрович Мусоргский скончался…
А ведь как прекрасно всё складывалось в начале жизненного пути…
Душка-офицер, свежеиспечённый корнет привилегированного лейб-гвардии Преображенского полка, дворянин и представитель древнего княжеского рода Рюриковичей – Мусоргский производил впечатление утончённого светского фата. Он и слова выговаривал немного сквозь зубы, как это было принято у гвардейцев.
В своём офицерском кругу Модест был знаменитостью: душа компании, он блестяще импровизировал на фортепиано, уморительно разыгрывал сценки из популярных водевилей, изображал своим бархатным баритоном сразу всех персонажей. Дамы и молодые леди тянулись за ним шлейфом.
Виртуозными импровизациями Мусоргский прославился ещё в «Школе гвардейских прапорщиков» – к слову, которую закончил и Михаил Лермонтов, – престижном учебном заведении Санкт – Петербурга, где дети аристократов получали военное образование. Это была воля родителей, мечтавших об армейской карьере для обоих сыновей.
Между тем, юность Модеста Мусоргского совпала с тем временем, которое историки культуры называют Русским Возрождением. В эти годы молодые дарования со всей российской империи стекались в столицу. Из Нижегородской губернии приехал вундеркинд, пианист-виртуоз Милий Балакирев, движимый идеей создать самобытную национальную школу русской музыки. Не меньше! Он стал лидером музыкантов, которых с лёгкой руки музыкального критика Владимира Стасова вошла в историю искусств как «Могучая кучка».
Кроме Мусоргского, Балакирева, Кюи и Бородина к музыкантам присоединился только что вернувшийся из кругосветки юный гардемарин Римский-Корсаков.
Музыкального образования, кроме домашнего, не было ни у кого. Впрочем, они хором отвергали академизм, как нечто навязанное Западом. Надо сказать, что первая консерватория в Санкт-Петербурге будет создана пианистом Антоном Рубинштейном только в 1862 году, но «Могучая кучка», со всем юношеским максимализмом будет противопоставлять себя этому учебному заведению.
Через год усердных занятий в студии единомышленников, Мусоргский уволится с военной службы навсегда. А вместе с гвардейской карьерой уйдёт и житейское благополучие: после отмены крепостного права зарабатывать дворянам станет нечем. И Модест Мусоргский всё же вынужден будет вернуться на государственную службу чиновником. Эта работа будет изматывать и мешать творческим поискам. К тому же наш герой поставит перед собой сложную задачу: выразить в «живой музыке живого человека», подразумевая жизнь русскую, многообразную.
Язвительные музыкальные критики будут на все лады потешаться этим попыткам. Впрочем, и собратья-музыканты станут считать необычные творческие находки композитора «недостатком образования, досадными промахами, которые следует немедленно исправить» … Даже близкий друг Мусоргского, Римский – Корсаков отзовётся о неоконченной опере «Хованщина» – «какофония, безграмотность, грязь». Не будем забывать, что возможно, коллег Модеста Петровича задевало то, что «звезда светских гостиных, экс-военный и недоучка» замахнулся на святое – оперу!
Через год, по совету друга пушкиниста, для следующей серьёзной оперы Мусоргский выбрал трагедию Александра Пушкина «Борис Годунов».
Ещё никто из представителей «Могучей кучки» не брался за музыкальное полотно такого размаха – изображающих не сказочных фольклорных персонажей, а реалистичных и знаковых эпохальных фигур России.
Либретто и клавир Мусоргский передал в оперный комитет Дирекции императорских театров. Несколько месяцев мучительно ждал ответа. И вот – отказ. Официальной причиной было объявлено, что «в произведении нет ни одной полноценной женской партии, как нет и привычной зрителю, любовной линии».
Учитывая, что в театре пользовались большой популярностью французские водевили, балеты и немецкие оперетты, произведение Мусоргского стало категорически неприемлемым.
Вспомним одну из сцен оперы, где Борис Годунов венчается на царство. Величественные и страшные крестообразные удары симфонических колоколов чередуются настоящим колокольным звоном. Кажется, что это тяжёлая мистическая поступь тысячелетней русской истории вот-вот призовёт к ответу Годунова. В стремлении услышать живую историческую жизнь русского народа, Мусоргский заглянул в бездну.
Именно «Борис Годунов» станет для Шостаковича, Стравинского, Рахманинова и Прокофьева образцом русского оперного искусства, и именно Модеста Мусоргского всегда будут считать своим учителем!
Пять лет композитор перерабатывал «Бориса Годунова», и в 1872 году появляется её вторая редакция: теперь в ней есть польский акт, расчётливая соблазнительница Марина Мнишек и разбитная хозяйка корчмы. Наконец, столичное оперное руководство сдалось – «Бориса Годунова» поставили на сцене Мариинского театра.
Успех был ошеломляющим, на премьере присутствовали родственники императорской семьи, продвинутая молодёжная галерка вызывала композитора на сцену более двадцати раз.
Однако «академическая критика» вылила свою желчь на страницах всех столичных изданий. Оперу назвали «какофонией в пяти актах» и «музыкой бедлама».
Как всё это выносил душевно хрупкий, не от мира сего, Мусоргский – сложно представить. К жизненным невзгодам добавился уход близких друзей – скоропостижно скончался чуткий и преданный Виктор Гартман, которому Мусоргский посвятил цикл фортепианных пьес «Картинки с выставки»; уехал за границу музыкальный критик и основатель «Могучей кучки» Стасов; прекратилось общение с Николаем Римским-Корсаковым…
Модест Мусоргский бедствовал, частенько жил на съемных квартирах или у родственников.
Остались незавершенными оперы «Хованщина» и «Сорочинская ярмарка», над которыми композитор работал до самой смерти.
После смерти Модеста Мусоргского все музыкальные архивы попали к Римскому-Корсакову. Николай Андреевич «досочинил» «Хованщину» и основательно переработал «Бориса Годунова», фактически переписав многие сцены на свой вкус. Дело дошло до того, что долгие годы публика знала «Бориса Годунова» только в редакции Римского-Корсакова.
И лишь к XX столетию Модест Петрович Мусоргский был признан классиком русского музыкального искусства, его гениальные оперы сегодня идут на всех мировых сценах, его фортепианные пьесы входят в сокровищницу русской культуры!
